Екклесиаст и Евангелие
Две книги, два потока двух полноводных рек. Два мужа, два сына великого царя. Сольются ли они, как встарь,
в одно полноводное царство?
Им довелось жить в мирные времена на одной высокой горе; ходить по одним ступеням одного величественного храма, хранящего таинства самые лучшие, самые сокровенные.
Екклесиаст и Евангелие – непостижимая мудрость и вереница вопросов. Когда сужались они пред грозным потоком времени, тогда Екклесиаст восклицал: '' К чему же я?''; а Евангелие вторило: ''Зачем ты?''
Когда Екклесиаст выбрал мудрость в подарок, тогда Евангелие предпочло безумие и смирилось в муках позорной смерти.
Как не величественны книги Екклесиаст и Евангелие, как не просты они, но в простоте их величия слышится: слава смерти!
Не одно поколение людей запуталось и погибло, испытывая на себе назойливые вопросы Екклесиаста: что лучше?
Какое богатство мудрости и простоты бедности будучи увлечено поиском лучшего, оказалось в плену собственного безумия?
Почему божественная мудрость Екклесиаста не познала тайну смерти, а Евангелие постигло ее?
Не хватило веры; простой евангельской веры!
Однако, Екклесиаст и Евангелие шаг за шагом исследуют человеческую жизнь вопросами и не останавливаются перед тенью могил, но смело спускаются вниз и говорят: ''Всякое дело Бог приведет на суд, и все тайное, хорошо ли оно, или худо!''
Почему божественной мудрости угодно было подарить всему миру четыре Евангелия, собрав воедино четырехгранную повесть двенадцати-апостольского жития, и, вспыхнуть в одночасье, озарив собою осязаемую тьму: ''Суета сует, - все суета'', - одним ярким солнцем любви?
Екклесиаст и Евангелие мерилом своей мудрости и безумия поставили смерть и не ошиблись.
Кто лучше смерти знает, что больше в человеческом сердце, плохого или хорошего?
Смерть – главный судья и вершитель всякого таинства; смерть – главный враг всего светлого и неподдающегося гниению, смерть не возьмет чужого!
Тайна изливается из тайны; тайна смерти гнушается тайной воскресения.
Да и кто лучше смерти распознает в кромешной тьме своей свою тлетворную суету сует, или, свое безумие или мудрость?
Когда-то Екклесиаст избрал мудрость, а Евангелие избрало безумие.
Но Евангелие имеет таки одно преимущество, сделавшее Евангелие стойким, верным и сильным. Это преимущество веры, которая поставила бы вопрос свой так.
Кому больше веры: царю ли, сидящему на троне в окружении царицы южной и царственных иноязычных жен своих и наложниц, или, Царю распятому в окружении неисчислимых бед моих, разрешившему все неизлечимые проблемы мои?